-Да-да-да, кончечно, всё это грустно и печально, - нервно начала я,- но соль в том, что он перебил кучу людей, в том числе и тебя, а ты, вместо того, чтобы радоваться своему воскрешению, жалеешь этого несчастного, заблудившегося морально человечешку, которому помочь ты уже не в силах. И вообще, не идёт тебе рассуждать в духе эмо-подростка. Выпил чай? Поставь чашку. Гад, пшёл вон. на горшок и в конуру.
-Наверное, ты права, - задумчиво пробормотал Л, и уже более осмысленно взглянул на меня, - Где я буду спать?
Нет, вы это слышали?! Вот уж наглость!
-На полу! - бодро ответила я.
-Ты с ума сошла? - возмутился Л, - Там же холодно!
-Тогда со мной, - бросила я, заранее зная, что он не согласиться. Но Л, как всегда, сделал то, чего я от него не ожидала.
-Ну ладно, - протянул он, - только чур не храпеть.
Я опешила.
-Т..ты согласен со мной спать?
Л поморгал.
-Ну... да, а что тут такого? Только ты трусы мои прогладь утюгом, а?
-ну хорошо, - смилостивилась я, - так уж и быть.
Грохоча на всю квартиру, я вытащила из-за шкафа видавшую виды ржавую гладильную доску, из комода выволокла утюг (запутавшись, конечно, в проводке) и с грехом пополам прогладила мокрые труселя. Л, довольный, надел их и снял халат.
Он оказался, как я и предполагала, худой и бледный. В свете синего торшера (за каким-то фигом купленного мамой) его кожа и волосы отливали болезненной голубизной. Л уселся на кровать и закрыл глаза.
-Ну? - строго спросила я.
-Что "ну"? - переспросил Л.
-Ложись! - повелительно сказала я.
-Как?
Этот простой вопрос поставил меня в тупик.
-Э... Ну, руки-ноги вытяни, а потом - бряк! - и лежи.
Детектив не проникся. Тогда я села рядом и повалила его на подушку. Ноги Рюзаки сжимать не перестал, на его лице читалось недоумение собаки Павлова.
-Теперь ноги вытяни, - он повиновался, не меняя выражения. Я легла рядом, стараясь не смотреть на него и не касаться; на советской кушетке это было довольно сложно.
-Удобно? – издевательским тоном спросила я. Железные прутья немилосердно впивались в бок и я втайне злорадствовала, что этот неотёсанный, бесчувственный чурбан (обливаюсь слезами раскаяния, но на моём месте любая бы вышла из себя!) чувствует то же самое.
Л поморщился.
-В таком положении мои дедуктивные способности падают на 46%. – с неподдельным раздражением сообщил он.
-Ну и фиг бы с ним. – зло сказала я, повернулась к нему спиной и изобразила спящую. Я почти спиной ощутила озадаченный взгляд Рюзаки и его великую думу на челе. В окне плыла луна, потом она вспыхнула, разлетелась миллионном птиц и я заснула.

9. Сон, Женева и возвращение кошмара

Снились мне странные вещи.
Я увидела, что весь мой дом, сверху донизу засыпали огромные, явно генно-модифицированные красные яблоки. И я сижу среди них и лупаю глазами, а где-то в глубине дома скользит странная чёрная тень. Я встаю, оскальзываюсь и вдруг обнаруживаю, что яблоки – вовсе не яблоки, а провода. Цепляясь за провода, я выползаю к компьютеру. На экране какая-то странная буковка таким шрифтом, что фиг поймёшь. В, кажется. Английское.
  Потом я слышу свой голос и не узнаю его. Я куда-то падаю, охаю, приземляюсь на кровать с мягкими эмо-игрушками (мишками без глаз, куколками с перерезанными венами и т.д.) и чувствую, что у меня окончательно снесло крышу. Я сижу на диване, жру что-то нелицеприятное и режусь в псп, непонятно зачем. Причем, когда я проснулась, я не могла вспомнить название игры, но до сих пор как сейчас вижу данные: ваша жизнь – 57%, жизнь врага – 49%. Я протягиваю руку за гамбургером, но откуда-то появляются шоколадки, причём не успеваю я съесть хотя бы одну, как всё преображается, озаряется светом вспышки и гремит взрыв, которого я не слышу.
Очутяюсь (ну нет другого глагола!) я в полной темноте, если не считать каких-то белых хлопьев, летящих на меня. При ближайшем рассмотрении (то бишь, когда они окончательно на меня налетели) хлопья оказались кусочками белого паззла. Мысленно послав в задницу все логические игры я начинаю на весу, не задумываясь, собирать разрастающуюся с невероятной быстротой мозаику. Не знаю, долго бы я её собирала, или нет, но тут появляется город, сложенный из кубиков, в простонародье именуемых костями, потом что-то соскальзывает в этой шаткой конструкции и он рушится на меня. Падая, кубики превращаются в летающие бумажные самолётики и бьют меня крыльями, пока я не просыпаюсь.
Я проснулась и первым делом взглянула на часы. Ну конечно, я так и знала. 9:30, школа безнадёжно пропущена. Но на то есть веские причины.  Эти веские причины сгорбленной походкой вошли в комнату и напряжённо вгляделись в мои зрачки, как будто надеясь загипнотизировать и развести на пироженки.
-Доброе утро, Элюшенюсенька! – промурлыкала я, потягиваясь.
Л поперхнулся куском пирога, который сжимал в руке и посмотрел на меня в полном недоумении.
-Ну, «Элюшка» - это я ещё понимаю, - проговорил он, - но «Элюшенюсенька» - это, извините, перебор! Зови меня Рюзаки, если имя Л кажется тебе непростительно коротким и невыразительным.
-Как скажешь, - лениво бросила я, вставая, - где торт откопал?
-Твоя мама дала, когда я пообещал ей интервью. Она ведь работает журналисткой, верно?
Я рассеяно кивнула. Матушка моя долгое время работала переводчицей, вступила во Всероссийский Союз писателей, но денег платили мало, а тут ещё я так некстати родилась, пришлось ей податься в журналистки, чтоб прокормить два рта. Но на двоих скромного заработка хватает, да ещё пенсия бабушки, которая живёт в соседней квартире.
-А он ещё остался? – спросила я уже менее рассеяно.
-Нет, - торопливо соврал Л, - одевайся, мы едем в морг.
-У-у-у, - заныла я, - нехасю….там трупами воняет.
-Тогда я пойду один, - резко сказал Л, - а ты можешь чапать в школу. Я напишу записку, почему ты опоздала.

-Ну, морг так морг… - воодушевлённо сказала я и пошла завтракать. Торт, последний кусок, я обнаружила сразу, отчитала Л за жмотничество и враньё, и тут же его уплела. Каждый раз когда вилка подлетала к моему рту, лицо Л становилось так несчастно, что я невольно отводила глаза. Каждый кусок торта я отрывала у него от сердца!
Оделась я, как всегда, как попугай, без всякого стиля и вкуса – в жёлтые джинсы, красно-белое платье и незастёгнутую розовую кофту с капюшоном. Зачем я намотала гангстерский платок на рот и надела шипованные браслеты, я не понимаю и поныне. Л, однако, на такие мелочи, как одежда, внимания не обращал, мы вышли на залитый солнцем двор и направились к окраине города, до конца по Магазейной, свернуть, пойти дворами, выйти к детской поликлинике и пробежать рысью вдоль жёлтого кирпичного забора. Большое серое здание морга было арочками соединено с аптекой, больницей и дурдомом. «Прям человекоперерабатывающий комплекс!» - шутил мой батюшка, пока в один прекрасный день не человекопереработался там сам.
Морг выглядел неуютно, как снаружи, так изнутри. Чтобы попасть в главное помещение, нужно было пройти сквозь часовенку, пропахшую цветами и ладаном в дверь с надписью «посторонним вход воспрещён». Мы с Рюзаки так и сделали, с тем лишь уточнением, что мы были не совсем посторонние, а я являлась одной знакомой младшей помошницы  главного судмедэксперта, некой девочки с поэтическим именем Евгения.
Как девочку с поэтическим именем Евгения угораздило попасть на стажировку в морг, для меня было загадкой. Как патологоанатом согласился – тоже. Меньше всего она была похожа на трупореза. Я никогда не видела, чтобы она кого-нибудь вскрывала, резала, шинковала и рассматривала внутренности, зато она замечательно рисовала, имела причёску, по которой плачут все кастинги на рекламу шампуней в категории «после» - длинные, блестящие, каштановые волосы, и просила патологоанатома – грузного, похожего на быка, дядьку Порфирия, в розовых от крови перчатках, называть её не Евгения и не Женя, а Женева, или, на худой конец, Жени. В ответ патологоанатом говорил, что на металлическом столе ей будет всё равно, как её называют, хоть Эвредика, хоть Женевьева, на что Женева возражала, что жить и умирать как-то приятнее и благороднее Женевой, а не Женькой. Порфирий не возражал.
Познакомились мы с ней до ужаса банально. Я написала в какой-то группе вконтакте рассказик, многие откликнулись, в их числе была и Женева. У нас завязалась переписка, потом она мне написала, что поступает на стажировку в пушкинский морг и может зайти в гости. Я послала ей скрин нарисованной карты (по которой она, конечно, пришла совсем не туда, ибо географ из меня, как из Рюзаки - массовик-затейник), мы битых полчаса бродили по городу в поисках друг друга, пока наконец, когда обеим надоело блуждать, не встретились в местном кафе, чему несказанно обрадовались.
Жени оказалась высокой, постарше меня, с совершенно чёрными глазами и казачьим профилем. Сошлись мы быстро, она часто заскакивала ко мне и с каким-то скучающим отвращением рассказывала о морге и о его обитателях – живых и не очень.
Поэтому самым приемлемым способом проникновения в запретную зону было позвонить Женеве и позудить немного в трубку, чтобы подбить её на жалость и понимание.
Мы стояли в часовенке перед каменной плитой, на которую обычно во время… мероприятий=) ставили…агрегат похорон с главным виновником происшедшего. Сверху сквозь круглое застеклённое окно проникал свет и падал на пол недалеко от постамента. В помещении было тихо, поэтому каждый вздох, шлёпанье босых ног по полу (Л сказал, что не привык ходить в кроссовках и снял их сразу после того, как мы вошли в морг) было слышно очень отчётливо, отчего становилось совсем неуютно.
Скоро за дверью послышались шаги и скрипнула задвижка. Запахло апельсинами и в образовавшуюся щель высунулась голова Женевы.
-Ну? – быстро спросила она, - у нас только что результаты вскрытия прибыли, мы все с ума посходили! Порфирий Николаич страшно рассержен за то, что друг покойного, опознав наконец, четвёртый труп, шлёпнулся в обморок. Еле нашатырём в чувство привели! А я вот…А кто это с тобой? – она вопросительно взглянула на Лоулетта и подняла бровь.
-Это очень, ОЧЕНЬ длинная история.. – выразительно сказала я, закатывая глаза. Л промолчал.
-Замечательно, - улыбнулась Женева, - пока Порфирий Николаич рвёт и мечет, весь персонал на ногах и до меня никому нет дела, очень приятно посидеть в морге и послушать длинную историю, желательно ужастик. Скоро луч света упадёт на наш гробовой столик, можно посидеть и поболтать. Ни у кого попкорна нет?
-да ты не понимаешь! – в отчаянии закричала я, сгребая девушку в охапку, - я его воскресила! А потом – плюх! – и труп! Я думала, так романтичней, а ты даже не хочешь меня выслушать!
С видимой скукой она выслушала мою речь, а потом протянула –
-Напротив, очень хочу. Просто я не хочу, чтобы это затягивалось на полчаса.
-Л, - расскажи ей. – повелела я.
Л рассказал. Правда, рассказал она так, что даже я ничего не поняла и только окончательно запуталась. В итоге рассказывать пришлось мне, но я это делала не лучше и некоторые моменты, на которых у меня язык застревал между зубов, пришлось пережёвывать заново. Прошло около получаса, пока Жени наконец поняла, что собственно происходит и ещё полтора, пока я, прибегая к самым глубинным метафорам и сравнениям, а так же эпитетам и олицетворениям, уверила её, что мы не накурились, не нанюхались, не напились и не накололись и что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нашла тетрадь, способную воскрешать людей и воскресила японского китайца с русскими корнями, который жрёт тоннами сахар и хочет найти убийцу каланиченских утопленников. Женева сочла своим долгом сообщить в конец обескураженному Элу,  что такое поглощение сахарозы способствует развитию диабета, на что Л сказал, что это, разумеется, достойная тема, и что в другой день он с удовольствием обсудил бы хоть весь медицинский справочник, но сейчас ему необходимо получить как можно более полные и наглядные сведения о смерти этих шести несчастных. Женева, лучезарно улыбаясь, дала ему тряпочку на рожу на резиночках и повела за собой в морговские коридоры. Мне ничего не оставалось, как последовать за ними, несмотря на отсутствие тряпочки.
Трупы лежали по порядку под номерами 113, 114, 115,116,117 и 118. невзирая на литры распылённого одеколона, в помещении ужасно воняло несвежей мясной вырезкой. Лица и тела погибших были закрыты (чему я несказанно обрадовалась), виднелись только синие, распухшие ноги с бирочками на пальцах. В последнем трупе я с ужасом узнала того, кого я выловила намедни в Каланичке. Меня передёрнуло, Л заметил это, взял меня за плечи и хорошенько встряхнул. Стало немного легче.
-Время смерти? – спросил он у Женевы.
-Приблизительно вечер 7-го апреля. – сообщила та, - отравление мышьяком, затем острый предмет в нос, возможно, кочерга, потому что в мозговом веществе, оставшемся на стенках черепной коробки, обнаружилась зола.
-Значит, его отравили где-то 23-его марта… - задумчиво произнёс Л, - но исчез-то он 7-го апреля! Агония может проходить скрыто?
-Ну, если человек может скрыть кровоизлияние из пор и наступление тяжёлого коллапса, то может. – невесело улыбнулась Жени и потеребила палец утопленника рукой в белой перчатке, - правда же, Дима?
-Дима? – я подняла брови.
-Дмитрий Кримов, уборщик в фирме «Малая Невка». Жил в общежитии, Магазейная, 4.
-А этот? - Рюзаки показал на следующего. Я, чтобы не воняло, закрыла рот рукавом.
-Пётр Лузанов, экстрасенс. Вот адрес его конторы – она протянула Элу клочок бумаги.
-Здесь написано – Юрий Вяземский, - заметил Л.
-Он работал в той же конторе. – Женева повела плечом, отчего Л почем-то покраснел и уставился на свои босые ноги.
-Убит точно так же, найден на тот же день. Время смерти примерно то же. – скороговоркой сказала девушка и потянулась.
Л молча ткнул пальцем в следующего.
-Василий Волкончук, серийный убийца, был незаконно выпущен из тюрьмы путём уплаты взятки со стороны доброжелателей. Скончался недели через три после наших молодцев. Но иначе – очень похоже на самоубийство. Лодка оказалась на середине озера, забрызгана его кровью, рядом острая рапира. Отпечатки на ней только его и –
-И кого? – волнуясь, спросил Л.
-И Дмитрия Кримова. Маловероятно, что это он убил маньяка. Скорее, наоборот. Траванул уборщика, раскаялся и ссуицидничал.
-Вот как, - заметил Л, - очень, очень странно. Следующий!
-Юрий Вяземский, - лениво отозвалась Жени, - экстрасенс. Был заподозрен в контрабанде наркотиков, но до суда не дожил. Примечательно, что его напарником был Виктор Астафьев – муж Нины Астафьевой, владелицы фирмы «Малая Невка».
Потом тот самый, кого опознали только сегодня. Некий Александр Ермаков, продавец. Эта записка с адресом экстрасенса – она найдена в его кармане. Удивляюсь, как она сохранилась под водой…
Л вчитался в записку повнимательней. Вдруг лицо его вытянулось, как от страха, хотя глаза оставались спокойны.
-А следующий? – тихо спросил он.
-Фёдор Брусникин, работник ФБР. Ну, помер так же. Это всё, больше я ничего не знаю.
-Ты знаешь достаточно, чтобы вернуть мне кошмар. – тихо сказал Л.

10. Дебаты о готах, крематориях и выяснение отношений
-Л, пойдём отсюда, - тихо попросила я, - тут трупами воняет, и вообще – я нахмурившись посмотрела на Женеву, - я не понимаю, как НЕКОТОРЫЕ могут находится тут хоть сколько-нибудь продолжительное время.
-Слишком много печальных историй,
И все ведут в крематорий… - пропела та, глядя в пол. На секунду мне показалось, что она внимательно изучает ступни Л, но она тотчас подняла голову и сказала, - Ну, если я вам больше не нужна…
-Вы нам очень нужны, Евгения, - глубокомысленно сказал Л, - и я очень хочу завтра в половине одиннадцатого видеть вас в Пулково три с посильным количеством денег и, по возможности, тортиком с клубничкой.
-Я – Женева, а не Евгения, - обиженно сообщила Женева, - это даже на моей визитке написано!
-С каких это пор у тебя визитки завелись? – удивилась я.
-С тех пор как папаня принтер купил, - похвасталась помощница главного судмедэксперта, - штук сто вчера напечатала! – и она достала из кармана джинсов помятый картонный прямоугольник. «Женева» - гласила надпись.
-А фамилия? – поинтересовался Л.
-Боже мой, ну кому она нужна, эта фамилия? – закатила девушка глаза, - если кто всерьёз мной заинтересуется, я возьму его фамилию. А друзья могут звать меня и без фамилии.
-А если у того, кто Вами заинтересуется, нет фамилии? – вдруг воскликнул Л.
Я вылупила глаза. Вот так попадон! Это ещё что за номера?
-Фамилии не могут стать поводом для отношений. – назидательно сказала Женева, - и уж тем более – поводом к их разрыву.
-Люди! – едва сдерживаясь, напомнила я о себе, - здесь Воняет! Я Хочу Наружу!
-Ну пошли наружу, - покладисто ответила та, - и вообще, мне пора. Завтра приду к вам встречать этого… Как его? Н.
-Тогда мы пошли наружу, а ты иди трупорежь. – сказала я, плечом оттесняя Элла от Женевы.
-В тебе нет ни капли романтики! – с упрёком воскликнула Жени, - сотни готов по всему миру мечтали бы о такой работе! А ты нос воротишь.
-Зато в тебе её выше крыши, - усмехнулась я, - и потом – я не гот.
-Ну знаешь, это уже дело психики.
-Психика – единственное непоколебимое понятие. – вдруг сказал Л, - все остальные до крайности нелепы, либо чересчур переменчивы . Плохую работу надо компенсировать романтичной натурой, иначе не избежать дисбаланса, а с ним психологической неуравновешенности, потери аппетита, апатии и прыщей.
-У меня нет прыщей, - заметила Женева.
-А вот если бы ты была готом и работала в крематории, были бы. Жизнь не терпит монотонности. В таких заведениях должны работать романтики!
-Готы тоже романтичны по-своему. – ляпнула Женева.
-Хватит нести чушь. – Я подняла руки в позу служителя Амон-ра и опустила голову, - во-первых, готы не романтичны, они придурки. Во-вторых, тут ужасно ВОНЯЕТ и нам пора идти. И в-третьих, – я подумала, что сказать в-третьих, но не придумалось, - и в-третьих, нам пора идти. Пошли, Л.
Л мотнул головой и нехотя поплёлся за мной. Женева помахала ему в след. Я не оборачивалась.
Было полдвенадцатого и солнце, которое последний раз видели пару недель тому назад, где-то за сливочной плёнкой облаков уже подбиралось к зениту. Нам от этого не было ни жарко ни холодно, потому что мы его всё равно не видели. Мы шли по направлению к центру, без какой-то конкретной цели. То есть, у Л-то наверняка была цель, но мне он о ней не распространялся. Потом он чихнул и я вспомнила, что вчера мы купались в ледяной Каланичке из чего логически вытекает, что детектив мог простудиться. В отличие от меня, которую под страхом бацилл бабка моя Агнесса Иванна заставляла обливаться по утрам. Я не обливалась с седьмого класса, но простужаюсь редко и то, только если запереться в рефрижираторе на зимние каникулы.
-Чего чихаешь? – дежурным тоном спросила я, - простыл?
-Не знаю, - честно ответил Л и повёл плечами, - я никогда не болел.
-Да ну? – равнодушно протянула я. – Ну пошли, купим анаферона.
Л поморщился.
-Я терпеть не могу лекарства. Лучше пошли купим тортик. И ещё, я думаю наведаться в контору Лузанова и Вяземского. Поговорить с коллегами. Расспросить как следует, ну и так далее.
-Ну пошли в контору.
-Ты чего такая?
-Какая?
-Ну, ты как-то не того.
-А кого надо?
-Своим неадекватным аутичным поведением ты заставляешь меня приступать все лексические и грамматические нормы, пытаясь выяснить, что с тобой не так. Однако, вместо того, чтобы понять меня, а ты, несомненно меня понимаешь, и ответить мне, как отвечают все нормальные люди, ты лишь усугубляешь грамматическую несообразность нашего диалога, нарочно привязываясь к тем словам, которые сами по себе не призваны в вашем языке нести какой-либо смысловой нагрузке. Мотив я вижу только один – ты не хочешь со мной говорить, но, поскольку это неизбежно, ты предпочитаешь лишить наш разговор всякого смысла. Ты на меня обиделась, и я хочу знать, за что.
-Пошёл в жопу. – буркнула я.
Л опустил глаза.
-Я не знаю, что стряслось, но всё равно, прости меня. Пойми, во всём Пушкине я могу положиться только на вас с Женевой, так что…
-Быстро же ты решил на неё положиться. Вдруг это она убила их всех? – вдруг, непонятно к чему, буркнула я, - этот клочок бумажки, может быть, он вырван из Тетради Смерти? И кто даст гарантию, что он принадлежал Саше Ермакову?
-Это слишком поспешный вывод. – пробормотал Л, - Во-первых…
-На клочке не указано причины смерти, значит, Вяземский должен был умереть от сердечного приступа? – предположила я.
-Нет, причина-то как раз указана. – Рюзаки достал листок, - вот, прочитай каракули ниже.
Я вгляделась в безобразные ряды букв.
-Не разобрать… Что-то про мышей, жарку и шампур. Ммм… подавился шышлыком из мышатины?
-Вчитайся. «Принял небольшую дозу мышьяка из отравленной жареной курицы. При смерти выплыл на середину Каланички, всадил шампур себе в нос, упал с лодки.» В одном ты определённо права, этот листок – из Тетради Смерти, если, конечно, кто-то, не исключено, что и Жени, не знает о Богах Смерти и не хочет бессовестно нас обмануть.
-Вряд ли Женева знает о Богах Смерти. – задумалась я, - к тому же, это не её почерк. И листок влажный. Конечно, его можно намочить, но…
-Она не способна на убийство. Нет и одного процента того, что она кого-то пришила. – спокойно сказал Л. – Тебя я могу подозревать с тем же успехом.
-Я же воскресила тебя! – взвилась я.
-Хорошие поступки не оправдывают плохих. Только так можно воспитать правильную личность. Если кошка разорвала кресло и поймала мышь, её сначала ткнут мордой в обивку и пнут, и только потом погладят за мышку. Невнимание и прощение гораздо хуже строгих правил формирования рефлексов. Так меня воспитывали.
-И что выросло, ой-ой-ой! – усмехнулась я, - рефлекс на рефлексе сидит и рефлексом погоняет! Пошли уже в контору, друг мой, а то фиг знает, когда у них обед.
Л кивнул.

Передо мной стоял низенький белокурый мальчик с неестественно большими глазами – как раз тот, кого я видела по телику два дня назад.
По нему было видно, что он старался походить на Л, но его сгорбленность была явно выработанной, глаза – выпуклые только из-за того, что в них вставляли спички или что-то в этом роде. Одет Н был в широкую белую рубашку и пижамные белые штаны, что меня очень взбесило; если он в таком виде покажется перед моей мамой, решила я, я просто надеру ему уши. Это не казалось мне тогда преступлением, учитывая, что второй по гениальности детектив мира был ненамного старше меня самой. В конце концов, это неуважение. Он плюёт в лицо моим моральным устоям! Я состроила Н злобную рожу и поманила пальцем. Седой (а он был седой) удивлённо поднял несуществующие брови, как будто я сделала неслыханную грубость,  осмелившись подозвать его, как какую-то шавку, и сделал несколько неуверенных шагов в мою сторону. Ходил он неестественно, заваливаясь куда-то вбок, как будто вообще не умел ходить. Глаза его выражали сосредоточенность и подозрение.
Я открыла мобильник и показала ему фотографию Л. Некоторое время тот молчал. Его лицо ничего не выражало. Тогда я наклонилась и шепнула ему на ухо –
-Лоулиет. – я хотела шепнуть ещё что-нибудь, но Н быстрым и чётким движением ударил меня в солнечное сплетение. Я охнула и выронила мобильник. Тот, как ни в чём ни бывало, подобрал его и всмотрелся в фото.
Этого я уже простить не могла. Я всё понимаю, но так не честно. Л так не поступал никогда, он всегда меня просил, если чего-то надо! Я, совершенно взбешённая, прыгнула (точнее - набежала) на Н и неловко свалила его с ног. Далее возникла неувязочка, потому что прогремело несколько выстрелов и я несколько поохладела.
Помощь пришла, как водится, из ниоткуда.
-Лиз, ты чего тут творишь? – прозвучал над нами голос Женевы, скорее заинтересованный, чем возмущённый.
Я, отбрыкиваясь встала на ноги и победно засунула в карман отобранный и Н телефон.
-О, привет. Ты как раз вовремя. Меня чуть не пристрелили японские полицейские. Я сказала Н про Л, а он повёл себя совершенно неадекватно. Н?
Но альбинос потерял к нам интерес, он уже втолковывал что-то по-японски полисменам, те что-то возражали, но потом, когда Н что-то особенно веско сказал, они, как по команде, спрятали пистолеты в кобуры и умчались трусцой из аэропорта. Остались мы с Женевой, Н и Отами.
-Я верер им ехать на базу, - с сильным акцентом, превращая все «л» в «р», но абсолютно без выражения сказал он и неопределённо передёрнул плечами, - Ты кто? Где Рюзаки?
-Я – Лиза. – сообщила я. Потом, подумав, добавила, - Это – Женева.
-Ниа, - представился альбинос, - Так где Рюзаки? Почему он жив? Что здесь вообще происходит? – На письме слова выражали бы намного больше эмоций, чем так, когда он их проговаривал. Он словно убивал каждое слово. Слова – все слова, какими бы они ни были, - получают душу при рождении, когда их произносят. Ниа производил слова без душ. Слова с синдромом дауна.
-Пойдём, - сказала я, стараясь, чтобы уж мои-то слова были живее всех живых, - он тут, недалеко.
Мы подхватили Ниа под руки и поволокли за ларёк. Отами покорно шла следом.
Я плохо понимаю, что произошло, когда Н увидел Л, а Л увидел Н, но помещении аэропорта вдруг стало ощутимо душно и тесно. Мне стало сначала жарко, потом меня пробил озноб. Я, кажется, видела тонкую нить, протянувшуюся из глаз Н в глаза Л. Тишина начала звенеть, как бывает, когда слишком глубоко спустишься под воду. А потом Л заговорил, и его голос, почти шёпот, эхом раскатился по моей черепной коробке.
-Ты выиграл, Н.

15. Натаниэл смотрит в глаза Люциферу

Ниа молча смотрел в глаза Л, на его белом лице не было никаких следов эмоций. В то время, как Л, наоборот, был весь эмоция, на его лице происходила какая-то скрытая борьба, о которой я не знала.
-Эрь. – тихо сказал Ниа, - боюсь, мне просто повезРо. Я никогда не заменю тебя, пока ты жив, а ты теперь жив, хоть я и не понимаю, как это произошРо. Ты всегда будешь впереди нас с МеРРо. – Тут его непроницаемое лицо дрогнуло и на нём показалось некое подобие надежды, - а МеРРо не воскрес?
-Нет, - сухо ответил Л, -  а Мелло умирал?
-Боюсь, что так.
-Ты допустил смерть моего наследника? – холодно поинтересовался Л.
Вопрос повис в воздухе, но ненадолго.
-Он сам выбраР свою судьбу.
-Похвально. Но мы не можем этого так оставить. У нас серьёзное дело, Мелло мог бы нам помочь, и мы не будем упускать шанс его воскресить. Как только мы разберёмся с этим делом, Тетрадь Жизни заберу я.
Я, всегда стоящая на страже своих интересов, очень обиделась.
-Что-то?! Чёрта лысого ты её заберёшь! Я её нашла! Она моя! Я её хозяйка! И я от неё отрекаться не собираюсь. Это же такая вещь!..
-Какая вещь? – устало спросил Л, - в неумелых руках она так же опасна, как и Тетрадь Смерти. Согласись, её у тебя легко могут украсть – и начать воскрешать мертвецов одного за другим. И что получится?
-Поправочка, - вставила Женева, - Тетрадь Жизни воскрешает несправедливо убиенных. Тех, у кого ещё не вышел жизненный срок. Она восстанавливает справедливость, а не просто воскрешает мертвецов. Она… Наверное, это звучит глупо, но мне кажется, что в отличие от тетради смерти эта фиговина живёт своей жизнью. Как она дописала имя Л – помните? Она словно сама выбирает, стоит его воскрешать или нет, и если стоит – то воскресит любым способом.
-Мя-я-я—я-я-яуууу!! – вдруг послышалось снизу. Мы синхронно опустили голову и увидели, что Гад поставил лапы на колени Женеве и проникновенно смотрит ей в глаза. Потом он хитро склонил голову набок и пошевелил усами.
-Женева.. Я давно хотел спросить – мы раньше не встречались? – вдруг спросил Л, сосредоточенно глядя на девушку.
-Нет. – удивлённо ответила она, поднимая Гада на руки и передавая мне.
-Ты мне кого-то очень напоминаешь. Кого-то из моей прошлой – нет, позапрошлой жизни. Я давно это заметил. Ниа, ты замечаешь?
-Я ничего не могу сказать, - буркнул седой, - я мало знаком с твоей позапрошРой жизнью. МеРРо может знать. Ты же с ним ещё в Вамми коРобродиР, до того, как меня приняРи. А потом ты ушёРь в детективное деРо и я тебя не видеР. ЗнаР только по рассказам МеРРо и картинкам Ринды. – Из рефлекторной вежливости Н заговорил по-русски.
Л нахмурился и взял у меня из рук Гада. Тот даже не сопротивлялся особо.
-Отами?
Девочка, до этого стоявшая в стороне, вскинула голову. Ниа подозвал её и сказал что-то по-японски. Та кивнула.
-Сейчас мы идём к Лизе. – сухо начал Ниа.
-Я буду решать, идёте вы ко мне или не идёте! – вспыхнула я, - мало того, что ты заявился в мой город в таком виде, так ещё и будешь мне тут указывать!
-В каком виде?
-В пижаме! Это выражает твоё неуважение!
-А почему я должен тебя уважать?
Тут я окончательно разозлилась.
-Ах так! Ну всё. Аста лависта. Я ушла домой. Пойдём, Женева! Не видать вам Тетради, как своих ушей. Я на вас работать не собираюсь и помогать в расследовании не буду.
Женева, надувавшая клубничножвачный пузырь, прервала это занятие, чтобы сообщить, -
-Я остаюсь.
Я молчала несколько секунд, потом красноречиво махнула рукой и пошла уходить. На глаза навернулись слёзы, в горле пересохло. Но далеко уйти я не успела, потому что чья-то когтистая лапа впилась в мою лодыжку. Я обернулась. Гад, вывернувшийся из рук Л, стоял позади меня и держал меня за ногу лапой. Целенаправленно держал. Как будто всё понимал и хотел, чтобы я осталась. Его глаза на мгновение – я могла бы поклясться, - стали осмысленными, в них мелькало невероятное упрямство.
Я не хотела поднимать глаза на остальных, поэтому смотрела на кота.
-Лиз? – осторожно спросил Л. Я подняла голову, отвернулась и дёрнула ногу. Гад поехал, волоча задние лапы по земле, а передними больно впиваясь в ногу.  – Ты не можешь уйти.
-Не могу? Смотри. – буркнула я.
Л в несколько прыжков догнал меня и схватил за руки. Я покорно остановилась, стараясь изобразить на лице крайнюю степень презрения и моральной усталости.
-Лиза, ты сама не понимаешь, как для нас важна эта тетрадь. К тому же у тебя дома – единственное место где можно устроить базу, не привлекая внимания властей. В конце концов, нам нужен Мелло. Ты обязана служить справедливости. Это твой долг, ты не можешь уйти.
-Я никому и ничего не обязана, - как можно суше сказала я, - если вы хотите, чтоб я осталась, надо вежливо попросить.
Наступила тишина. Однако, тишина относительная в силу того, что стояли мы у четырёхполосовой дороги, по которой туда-сюда мелькали желающие выпендриться перед гаишниками водители разномастных металлоломов.
Гад мяукнул и стал умываться. Наверное, городская копоть забилась коту в нос. Надо будет вообще его помыть, а то на ковёр в таком виде не пустишь.
-Лиз, а Лиз…останься, а? Ну пожалуйста! Без тебя скучно будет. Честно, в конце концов это ты нас всех тут вместе собрала, - вдруг сказала Женева, залепляя жвачкой дыру в кроссовке, - а я торт купила. Апельсиновый. Даже не торт, а торт-мороженное. Он испортится пока мы будем тут препираться, так что прости ты этих обормотов, а? Ну, парни и есть парни, что с них взять?
Я поколебалась.
-Мороженное, говоришь?
-Форменное. И апельсиновые дольки в сиропе. Вкуснота неописуемая, - продолжала вещать Женева, проверяя, надёжно ли прилепилась турецкая жвачка к русскому кеду. Выяснилось, надёжно.
-Л, Ниа, скажите что-нибудь! – наконец повелительно сказала она, передёргивая плечами, - Не стойте истуканами!
-Я всё уже сказал, - буркнул Л, - Лиза должна остаться.
-Ну так попроси, раз она должна. – резонно предложила Женева, - а то уйдёт, натюрлихь уйдёт.
-Лиза, останься. – вымученно выдал Л и, помявшись, добавил, - Пожалуйста.
Я вздёрнула подбородок – так легко сдаваться мне не хотелось.
-Ну-у…Я, конечно, подумаю… - Но, глядя на морально выжатое лицо Рюзаки, думала я очень недолго, - Ладно. Так и быть, но впредь вы будете меня уважать и слушаться.
На лице обоих читалось крайнее неудовольствие и нежелание смиряться, но я не высказала ни малейших признаков заинтересованности. Женева победно засунула в рот вторую партию жвачки и, нагнувшись, погладила Гада.
-Нейто-сан? – осторожно спросила Отами, всё это время неподвижно стоящая сзади. Ниа обернулся и выдал несколько стрекотательных фраз на японском. Девочка прощебетала что-то в ответ, скромно потупившись. Тогда Н, вызвав лёгкое вспучивание глаз у Л, наклонился и поцеловал девочку в макушку. Та зарделась и хихикнула. Н со вздохом сказал что-то Л и потрепал Отами по плечу.
-Что-то случилось? – спросила Женева.
-Ниа спросил у Отами, чего она хочет и сказал, что она мешает, тогда Отами попросила его не сердиться и сказала, что она подумала, что Н забыл про неё. А Н говорит – он очень привязался к Отами и не хотел, чтобы она с ними ехала, потому что это может быть опасно, - меланхолично перевел Л.
-Ну что? Ко мне? – бодро спросила я, почти забыв о происшедшем.
-К тебе, куда ж ещё. – пожала плечами Женя, - а потом можно в парк пойти погулять. Я там один павильончик знаю – можно посидеть, пожрать чего-нибудь. Возьмём тетрадку твою, воскресим там кого надо и устроим пикничок на природе в обществе регенератов.

15. Грандиозные планы и существо странной наружности

Перспективочка была весёлая. Серые тучи постепенно расходились и солнце, нерешительное, как китайский олигарх в обществе русских нефтяников, выползло на небосвод.
-И дадим Ниа тапочки, - повелительно сообщила я, с сочувствием глядя на босые ноги альбиноса, - а то на него смотреть холодно.
Л улыбнулся. Ниа ничего не сказал и только мёртвой хваткой вцепился и прядь волос.
-А Отами пускай посидит дома. – наставительно добавил Л, - она ещё маленькая по вашим паркам шляться. У вас тут такие парки – мама не горюй!
-Какая-то бредовая вырисосывается стратегия, - заметила Женева.
В маршрутке на нашу команду неодобрительно поглядывали старушки в платочках и какой-то пожилой человек с тазиком. Я отворачивалась и изо всех сил делала вид, что я не с ними.
Во дворе непонятно откуда взявшийся Гад подбежал ко мне сзади и стал с мурлыканьем тереться о ногу.
-Очень удобно, - оценил Л, - забыть про твоего кота можно, а вот потерять нельзя.
Я улыбнулась и открыла дверь. На пороге стояла мама.
-Солнце моё, а я уже собралась звонить. Привет, слушай, меня вызывают под Лугу, там что-то горит, взрывается, плачет и хочет поскорее попасть в ящик. Так что я пошла вести свой репортаж с одной из горячих точек планеты и далее по тексту. Макароны в холодильнике, в серванте на третьей полке слева в глубине в красной коробке бабушкиного сервиза из-под перца с надписью «соль» лежит тысяча рублей, это вам на обед помимо макарон. Чмок тебя, я полетела.
И мама полетела.
-Скажи, - протянул Л, - а хранить деньги в серванте на третьей полке слева в глубине в красной коробке бабушкиного сервиза из-под перца с надписью «соль» - это национальная русская забава или я что-то путаю?
Отами я сразу отправила в библиотеку на первом этаже, сочтя, что ребёнок, воспитанный в лучших традициях английских приютов будет рад провести время в обществе Байрона, Шиллера и пыли. Отами не стала интересоваться, почему она здесь, кто я такая и что из этого следует. Странно, очень странно.
Л в общих черта рассказал Н о том, что мы нарыли за последние два дня, потом снабдил это деталями. О смысле слов я могла только догадываться, ибо переговоры вылись на японском. «Хьянь, тянь, бздень» слышались в каждом предложении. Ниа молчал с умным видом. Вообще он производил впечатление хронического молчалкина, которого когда-то побили в детском саду, и он, обидевшись, затих навсегда и уполз в дальний угол собирать монстриков из пластика.
Мы пошли ко мне в комнату, уселись на зелёном диване и я взяла тетрадь, готовая вершить историю.
-Чего писать-то? – спросила я, ткнув павлиньим пером в палец и ловя на его кончик капельку крови, послушно взбухшую на коже.
-М-е-л-л-о. – продиктовал Ниа, заворожено глядя на кровь. Я вывела буквы, закрыла тетрадь, потом снова открыла.
«Michael Keel» - было выцарапано в тетрадке. Моим, между прочим, почерком.
***
Сначала ничего не произошло. Потом в прихожей послышался стук, звон, вскрик, шуршание фольги и хрумканье.
Наша весёлая команда в составе четырёх человек вылетела в коридор.
Там, у разбитого зеркала, с пистолетом в руке, стоял молодой человек странной наружности и жрал заговорённый колдуньей шоколад, который я имела неосторожность оставить на трюмо в прихожей.

16. Трагическая судьба шоколадки и прочая дребедень

Странность наружности заключалась в следующем: во-первых, этот тип не старался косить под Рюзаки, к чему я себя морально подготовила. Глаза у него были большие, но радужная оболочка неестественно маленькая – зелёная, кажется, или голубая. Чёрным он их не подводил. Волосы его, в отличие от волос Ниа и Л были аккуратно расчёсаны и уложены в строгую женскую причёску, которую обычно носят деловые, но сексуальные  американские девушки-адвокаты. Он был чуть выше Н, но ниже Л, хотя пока они не встали рядом, это было не заметно, потому что одет Мелло был в обтяжную кожаную жилетку и узкие джинсы, визуально увеличивающие рост. Упомянутые джинсы трещали, казалось, при каждом движении потому как были здорово малы субъекту. У меня тогда ещё мелькнуло подозрение, что он специально надел такие высокие чёрные говнодавы, чтобы избавить нас от сомнительного удовольствия в созерцании его голых щиколоток; На груди у нововоскрешённого детектива висел серебряный крест, выполненный явно безвкусно, но с большим старанием в какой-нибудь ювелирной лавке «ГотоЗлато». Ну а во-вторых – и это меня здорово смутило! – пол-лица нашего регенерата покрывал чудовищный ожог, розовый, плохо затянувшийся, бугристый и кровоточащий всякий раз, когда он слишком усердно принимался за шоколадку. Левая бровь была спалена, равно как и ресницы, и глаз, голубой, весь в красных прожилках, был больше похож на какую-то отвратительную патологию, как если бы он находился на руке или на груди. В общем и целом впечатление это дитя преисподней производило самое что ни на есть демоническое, куда уж этому жалкому Лайту Ягами в его бежевеньком студенческом костюмчике! К тому моменту я ни разу не видела Лайта, но по рассказам Л вполне могла его себе представить.
Да, в руке у субъекта, как я уже написала, имелся пистолет. Револьвер – если быть точным. И револьвер этот поблескивал философской уверенностью, что он прервёт чью-то жизнь не сегодня – завтра. Это мне здорово не понравилось. Ещё больше мне не понравилось то, что парень за обе щеки уплетал шоколад, доставшийся мне от Эльмиры. В его магических свойствах я на тот момент здорово сомневалась, но всё равно было обидно. Так обидно бывает, когда у тебя гости крадут кусок дорогого мыла, который ты стащила в прошлых гостях, чем страшно гордилась.
-А ну положь плитку! – возмутилась я. Дуло тут же уставилось в мой левый глаз и М сказал что-то на японском, что, видимо, значило нечто вроде: «не лезь, женщина, много ты понимаешь» . Потом он, заглотив полплитки, заметил Л и Ниа, закашлялся и что-то быстро-быстро защебетал на языке Восходящего Солнца вперемешку с американским матом. Интонация была вопросительная.
Л и Ниа хором что-то застрекотали и пока они стрекотали, лицо Мелло вытягивалось всё больше и больше, а глаза всё дальше и дальше вылезали из орбит. Шоколад он, к моему разочарованию, есть не перестал.
Стрекотали японцы часа полтора, не меньше. Впрочем, у меня очень притуплено чувство времени, так что они могли разговаривать много дольше – или короче.
-Мелло плохо говорит по-вашему, - объяснил Л, - они с Меттом часто прогуливали русский.
-Моя всё понимати! – взвился Л, - Моя плевати если даунистый Л моя русский не ести понимати! – он дёрнул пистолетом перед моим глазом, - ти моя понимати, сучка крашеная?
-Что-о? – я аж задохнулась от возмущения, - это я-то сучка крашеная!? Сожрал весь шоколад и ещё выпендривается!! Ты, лупоглазое кретино!
Мелло озадачился. Но потом просиял и изрёк:
-Вот видишь! Твоя моя понявши! И моя твоя понявши! Мы есть поладивши! – и почесал дулом пистолета опалённый висок.
Я несколько растерялась от такого поворота событий. Я ждала чего угодно – выстрела, ругани, но только не этого. Почему-то я сразу поняла, что это нечто, испытывающее привязанность к какао-бобам могло прикончить меня, не задумываясь. Но вместо этого он, почему-то предпочёл проявить своё ко мне расположение. От этого мне становилось жутковато. Всегда неприятно, когда твоя жизнь в чьих-то руках.
-Ну что? – нарушила тишину, как всегда, Женева, - это Мелло, что ли? Привет. Л, Н, может двинемся? Мне страх как надоело торчать в квартире. Купим там еды всякой…У меня стольник есть, а у Лизы тысяча где-то лежит.
-Вот именно, что «где-то». – буркнула я, - кто-нибудь помнит, где она?
Все смущённо притихли.
-Видишь? Придётся тебе нас кормить. – продолжала я, виновато глядя на Женю.
Женева не нашлась, что ответить и просто махнула рукой.
-А может, тут посидим? – спросил Ниа, - да и Отами Ручше одну не оставРять.
Мелло тут же легко, как пушинку, взял альбиноса за шиворот и тихо-тихо что-то прошипел ему прямо в ухо, раздувая и сдувая ноздри.
-Чего он сказал? – поинтересовалась я.
-Говорит: «Не выпендривайся, давай пойдём воздухом подышим», - меланхолично перевёл Л и, потянувшись, пошёл на кухню.

17. 100%хлопка

Ниа, видимо, не был в настроении возражать, потому что молча выудил из-под стула мои прошлогодние босоножки и выжидательно на меня уставился. Вернулся Л. В руке, как я и ожидала, он сжимал тарелочку с тортиком, в другой руке – вилку. Какой придурок ест торт вилкой? Только Л на такое способен.
-Нет, Ниара я на улицу таким не пущу. Чтоб ко мне подбегали люди и спрашивали, давно ли я основала приют душевнобольных? Спасибо. – вынесла я вердикт. – Пойдём, душа моя, поищем тебе что-нибудь нормальное.
После того, как шкаф был перерыт сверху до низу, я извлекла на Свет Божий широченные рэперовские штаны, чью-то (наверное, братиковскую) футболку, в которой заблудились бы три футболиста и бейсболку, под которой три бейсболиста могли укрыться от дождя. Собственно, бейсболка была холщовой и даже сошла бы за модную, если бы не предательская надпись на ярлыке «ООО Ладога; 100% хлопок». Кепке было лет шестьдесятЪ.
Увы, мои последние кеды сцапал Л, делиться своими каблучущими сапогами я не хотела, поэтому пришлось Ниару, переодевшись во всю эту красоту, остаться в моих босоножках.
Наша весёлая клиника на выгуле вышла на улицу, прошлась по Кнюшенной до самой Парковой, потом по Парковой прошлёпала в сторону Лицея, купив чипсов, леденцов, лимонаду и шоколаду, миновала Лицей и вышла в Александровский парк.
В солнечном месяце апреле парк дышал распустившимися почечками и оттаявшими железными скамеечками. В Екатерининском, наверное, не сняли ещё жестяные коробки со статуй…
-Потрясающе красивое место. – заявил Л, - жаль, что здесь не цветёт сакура, я так люблю её запах… У нас в Японии.. – он немного помолчал, выдерживая лирическую паузу, - у нас в Японии тоже есть садики. Но они маленькие и сделаны искусственно. Мы делаем их для себя, а вы… У вас парки такие дикие, как настоящие леса - я никогда не был в лесах, но видел картинки по интернету, – так вот, вы как будто делаете парки для самих парков. Никакой схемы, никакого узора.. Голая дикость. Варварство, но мне почему-то жутко нравится.
-Лучше, чем природа не посадишь. И кусты лучше, чем природа не пострижёшь. – объяснила я, - и самая красивая роза – шиповник. Вы, японцы, всё делаете своими лапками, почитая их за чудо. Молодцы, конечно, к тому же вы все такие душевные, морально утончённые и так далее… Но никакая – даже самая заковыристая – икебана никогда не сравнится с таёжной степью. Вот такой я бессовестный патриот!
-Икебаны не должны быть заковыристыми. – нравоучительно объяснил Л, - в них привлекает как раз простота и чёткость. Это вы, русские, любите всё яркое, разноцветное, пышное и  - произношу по буквам – А-Ш-И-З-Е-Н-Н-О-Е.
-Ну ты и зануда! – весело бросила я и убежала вперёд.
К Л тут же прильнула Женя, чем так его удивила, что тот мгновенно забыл наш разговор и уставился на свою пассию, открыв рот. Голубки несчастные! Хотя… Почему же? Вполне себе счастливые. Ну и пусть радуются. Что мне, жалко, что ли? И вовсе мне не жалко. Уж лучше Женева, чем этот грешный Лайт… Вспомнив о нём, я невольно фыркнула. Как там у Чуковского – «Вот урод так урод! Что за нос, что за рот – И откуда такое страшилище?» Псиииих… Хотя… Психи в принципе неплохие. Что-то в них есть.. Ведь Л тоже псих – по свему, конечно.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я стала наблюдать за эловскими наследничками, жрецами Вамми.
Ниа шёл так, как будто ходить не умел в принципе, шатался, оглядывался по сторонам и нервно поправлял кепку. Футболку была ему ниже колен. Босоножки смотрелись, как на блохе подковы, кудряшки вообще заставляли задуматься о принадлежности сего существа к классу млекопитающие, подвид жвачные, вид бараньи (а бараны жвачные? Автор усиленно тупит).
Мелло, наоборот, забирался на ограды, злобно лыбился и пугал прохожих пистолетом. Он то и дело пытался привлечь моё внимание, вставал на руки, даже окунулся в канал, вылез, мокрый и счастливый, и попытался завязать со мной разговор. Идеально и без акцента он мог произнести, как выяснилось, три фразы: «я в курсе», «иначе это было бы нелепо» и совсем уж запредельное выраженьице «всё оказалось не так, как на самом деле».
Разумеется, это он мог употреблять с вариациями, чем страшно гордился. Со склонениями и спряжениями, однако, дело обстояло гораздо хуже – всё-таки глазами немца, воспитанного в Англии и припаханного в Японию русский язык вполне резонно может показаться запредельно трудным. Хотя бы все эти фразеологизмы – например, «так себе». При чём тут «так», да ещё и именно «себе», а не кому-нибудь, когда речь идёт об оценке незаинтересовавшего нас предмета или явления? А шёл-ходил-иду-пойду? Это же кошмар филолога! Однако Мелло держался молодцом и довольно гладко вёл беседу. Меня, однако, немного смутило то, что он застрелил белку, подобравшую уроненный им кусочек шоколада и то, что он съел-таки этот кусочек, обагрённой беличьей кровушкой. Но вообщем то он был неплохим парнем. Гораздо лучше, чем я ожидала.

18. Маленькое техническое недоразумерие

Павильон, о котором говорила Женева, я хорошо знала. Это было заброшенное, когда-то красивое здание, заросшее теперь мхом, кустами, берёзками и тому подобным безобразием. Всё это выглядело живописно и даже несколько романтично, однако, несмотря на то, что здание было обнесено ржавым забором, внутри не зарастали народные тропы, а количество мусора утраивалось с каждым новым сезоном отдыха. Было ощущение, что в незадачливое строение попал метеорит, потому что всё внутри было разрушено, не сохранилось полов и потолков главных залов ни на каких этажах, зато коридоры и боковые комнаты для прислуги не обрушились. Мраморная лестница, ведущая вверх по этажам, заканчивалась на третьем этаже обрывом вниз. Можно было прыгнуть и уцепиться за берёзку, проросшую рядом аж до третьего этажа, но проверять это теоретическое утверждение на практике я так и не решилась. Инстинкт самосохранения, как-никак.
Но я забежала вперёд. Сначала нам ещё надо было перелезть через забор. Мелло умудрился проскользнуть в самую, наверное, узкую щель во всей ограде и дразнил нас с той стороны шоколадом. Я, справедливо рассудив, что застряну везде и всегда, перелезла на ту сторону по ветвям любезно попавшегося под руку дерева. Злобные критики могут счесть этот эпизод утопическим, но стоит мне добавить, что я перепугалась до смерти, порвала коленку, шлёпнулась в грязь и ушибла локоть, как все недоверчивые читатели тут же, злорадно хихикая, решат, что всё вполне реально и легковыполнимо. Злая, как семьсот аллигаторов, я сделала нечто, в повседневной ситуации приравниваемое к самоубийству – выхватила у Мелло кусок шоколада, который он не успел доесть и засунула в рот, не успел он сказать «дифальсификация». То есть, процесс этот был достаточно долгим, просто Мелло так офигел от происходящего, что даже не предпринял попытку меня остановить. Когда же до него дошло, что я и правда лишила его последней услады в жизни, в его руке блеснул револьвер и два глухих щелчка отдались в моём и без того изувеченном мозгу. Однако, как это часто бывает, когда рассердишься, Мелло промахнулся. Одна пуля прожужжала в кусты около моего бедра, вторая больно царапнула по голени и усвистела по неизвестной траектории. Я, в качестве последнего аргумента, кинула в блондина фантик от шоколадки, надеясь тем самым если не убить его, то хотя бы серьёзно ранить. Майкл пощёлкал затвором. Пули кончились. Нет, мне определённо везёт сегодня! Не успел он перезарядить свою пукалку, как сзади на него налетело что-то и метким ударом ноги сбило Мелло на землю. Бесполезный теперь пистолет вылетел из его рук и приземлился аккурат к его ногам. Я инстинктивно отпрыгнула, боясь, что сейчас он опять выстрелит, на этот раз – совершенно самостоятельно и точно в цель.
-Что ты себе позволяешь? – прошипел Л, наседая на Мелло и прижимая его к земле.
-Diese Dirne*…(*эта шлюха…(нем.) - начал блондин, ненавидящим взглядом сверля меня. Опа-на. Ничего себе, по-немецки шпарит. При чём шпарит от души, вероятно, это его родной язык… Ну и ну.
-Изволь говорить по-русски, мы не одни. – грозно, но тихо попросил Л, - и выбирай выражения по приличней.
-Ребят… - послышался голос Женевы из-за ограды, - я понимаю, у вас там страсти-мордасти и всё такое, но… Тут Ниар застрял.
Не знаю, было ли у Женевы такое в планах, но разрядить обстановку ей удалось с завидным успехом. Я, по крайней мере, точно не ожидала такого поворота событий. Мы – все втроём, каждый из своего положения – синхронно посмотрели в сторону происшествия и действительно увидели, что белобрысый обладатель кепки из натурального хлопка крепко и безнадёжно засел между двумя железными поросшими мхом прутьями. Лицо у него при этом было самое что ни на есть страдальческое.
Далее каждый отличился, как мог. Я глупо хихикнула, Л покачал головой, а Мелло вдруг хрюкнул и сложился пополам от задорного поросячьего визга, да так, что Л, не усидев на своём не в меру прытком «скакуне», потерял равновесие и грациозно шмякнулся в грязь. Потом, со спокойствием бедуина, поднялся, кое-как отряхнул штаны и рубашку и подошёл к Ниа; несколько минут он посверлил седого взглядом, потом словно отдал себе беззвучную команду и рывком потянул мальчишку (потому что несмотря на то, что Н старше меня на добрых полтора года, я до сих пор считаю его мальчишкой) на себя. На заднем плане у Мелло начиналась истерика, по крайней мере, его хихиканья уже перешли на просто в нормальный смех, но в какое-то нездоровое бульканье. Наконец несчастный, обречённый на восемь минут потягушечек, Ниа, собрав с забора всю плесень, носом вперёд вылетел на траву, заодно повалив на спину и Л. Как Мелло оказался сверху, истерично гогоча, я до сих пор не понимаю. Несколько минут на земле происходила отчаянная борьба за право встать на ноги. При этом М продолжал хохотать, Н сопел, как больной паровик, а Л просто молча удивлялся, как это, он, такой умный и хороший, попал в такое возмутительное положение. Откуда ни возьмись, вынырнул Гад и с хитрым видом еврея, откопавшего алмаз в казенных шести сотках, стал слизывать остатки сливок с блюдца, выроненного Элом. Тот заметил это и вдруг, без видимых усилий, встал на ноги и решительным жестом отобрал у кота его маленькую кошачью радость. Тут же , в траве, нашлась вилка.
-Ну, Жаннель, пролезай! – улыбнулась я Женеве, - если что – только что разработанная методика вытаскивания к твоим услугам.
-А чего мне пролезать? – удивилась эта потрясающая особа, - вон калитка открытая. Я там пройду.

19. Довольно бессмысленная посиделка.

Внутри развалины полностью соответствовал моему последнему воспоминанию о них – всё те же пакеты, кожурки, этикетки, коробочки и бутылки. На раскиданных по всему периметру внутреннего двора камнях буйным цветом зацветал какой-то дикий мох (если мох, конечно, может цвести), а между них пробивались какие-то дикие кустарники. Пахло сыростью, плесенью и , почему-то, ландышами, хотя никаких ландышей я не видела. Мелло, проигнорировав наличие хлипкой мраморной лестницы, взбежал на второй этаж по скинутой оттуда железной балке, больше похожей на рухнувший громоотвод. Там он тут же устроился на поросшем лишайником подоконнике. Собственно, подоконник – это единственное, что осталось от окна, когда-то выходящего на восточную сторону. По лицу немца я чётко определила, что всё то, что наговорили Л и Ниа, когда вкратце пересказывали этому блондину занимательные события прошедших дней, произвело на него сильное впечатление и что Мелло всерьёз вознамерился заняться этим делом и, непременно, разобраться с ним раньше, чем Н, которого он, судя по всему, недолюбливал.
Охая, взгромоздясь на второй этаж, мы последовали мудрому примеру немца и расселись по подоконникам. Л, стараясь выделиться из серой толпы простых обывателей, шлёпнулся на самый край этажа и свесил ноги вниз, к поросшему березовой рощицей полу.
-Я надеюсь, ты не потеряла тетрадь? – осведомился он, посадив себе на руки Гада и поглаживая его одним пальцем между ушами. Его галза, внимательные и отстранённые одновременно, не отрывались от моего лица. Я сидела настолько близко к нему, что могла увидеть в них своё отражение, искажённое, расплывающееся, но вполне узнаваемое. Отчего-то мне стало жутковато, но я быстро подавила подступающую дрожь захлёбывающемся смешком.
-Куда ж я без неё. Собственно, без неё я вам и не нужна. Я – так, приложение к артефакту, верно?
-Что-то вроде того, - совершенно серьёзно кивнул Л. Я настолько возмутилась, что даже забыла обидеться. И только потом до меня дошло – а ведь он, в сущности, прав. Зачем я им сдалась? Я ведь ничем, ну ничем не отличаюсь от остальных. Я шибко умная? Нет. Может, шибко красивая? Даже если бы и да, то для этих целей уже есть Женева. Ничегошеньки-то во мне особенного нет. И тут мне стало так грустно, так грустно, что хоть в гроб залезай и завещаньице строчи. Может, отдать тетрадь Женеве и фиг с ним? Они-то уж справятся. Гениальный детектив и судмедэксперт – шикарная пара! И два блондина на подтанцовках.
Хотя нет. Стоп. Ведь есть ещё кто-то. Кто-то ещё.
«…Да, я хотел, чтобы ты нашла её. Но я не шинигами, я Един и с ним тебе придётся работать самой…»
Кто? Кто ты, чувачок?
-Лиз, сколько можно тупо сидеть, пускать слюну и тупо пялиться в пространство? Тебя, кажется, русским языком спросили, хотя могли бы и пренебречь такой роскошью.
Я очнулась и подняла голову.
-А?
-Бэ-э! – перед моими глазами нарисовалась нахмуренная физиономия Женевы. – Нет, я ,конечно, всё понимаю, повитать в облаках – святое дело, но Л, между прочим, не прогноз погоды узнаёт! Ты о чём задумалась?
-О накомарниках.
-О чём?
-Накомарники. Это такие намордники для комаров. Чтоб не кусались. – рассеяно ответила я.
-Накомарники – это прекрасно. – бодро ответила Жени, - но Тетрадь Жизни всё же прекраснее. Давай, доставай её. Или ты её потеряла? – в глазах дамочки на секунду промелькнуло что-то вроде страха и подозрения.
-М? Да нет, что ты. – Я торопливо достала из-за пазухи тетрадку в глянцевой обложке.
Л молча принял у меня объект и, кивнув Мелло, передал ему. Блондин взял её, давольно брезгливо но не без интереса и открыл. Сначала он вслух прочитал  «посвящение» и правила, а потом возмутился:
-Дальше всё руски! Моя руски непонимат! Почто нельзя инглиски иль германски писат? Почто надо руски? Глюпи, глюпи шинигами! – и кинул тетрадку обратно Л.
Тот, помявшись, взглянул на листки и удивлённо поднял на меня глаза.
-Тут и правда что-то по-русски написано. А ведь раньше этого не было! Прочитай, - велел он мне и передал Тетрадь.
Я взглянула и охнула от неожиданности. Страницы, которые ещё вчера были пустыми, теперь были исписаны мелким убористым почерком. Вот эта надпись слово в слово:
«Дорогая Лиза!
Надеюсь, ты приятно удивлена, что я решил как-то прояснить ситуацию и написал эти несколько строк - специально для тебя и твоих новоприобретённых друзей. Кто бы мог подумать – столько новых знакомств за каких-то несколько дней! А в какую ты вляпалась историю – это ж кому рассказать! Но вернёмся к делу. Мне не понравились твои меланхоличные мысли о том, что у тебя последняя роль в этой истории. Это отнюдь не так. Ты действительно почти ничем не отличаешься от множества других людей, и всё-таки, позволь мне объяснить методы мой селекции.
Сначала я отбирал девушек. Просто потому, что вы не подвержены маниям типо мирового господства или улучшения жизни всего мира или бог знает чего ещё. Вы – бомбы местного действия и зачастую ваши усилия приводят к куда более ощутимым результатам, так как вас, девочек, много и каждая из вас усиленно продвигаются в своей собственной жизни. Среди вас никогда не будет Наполеонов, Петров Великих, Гитлеров, Лайтов Ягами и тому подобных знаменитых выродков, но вот Соньки-Золотые ручки, Екатерины Медичи или, того хуже, прабабушки гениальных детективов спят и потирают ручки в каждой из вас. Затем, я отобрал всех, чьё имя начинается на Л. Думаю, ты догадаешься, почему. Далее, я сразу отсеял тех, кто живёт в малогабаритных квартирах с кучей родственников. Вслед за ними лишились приключения прагматичные недоверчивые маменькины доченьки, до смерти боящиеся семилетнего незнакомца на другой стороне улицы и с визгом убегающие от страшных старшеклассников, предлагающих мороженное в тёмном закоулке школьных коридоров.  Потом, мне нужна была натура не обременённая излишней приземлённостью и честностью, ведь она ни за что бы не спёрла тетрадь и уж точно не стала бы писать в ней кровью своё имя. Я полагаю, ты хочешь спросить, откуда я знаю личные качества каждого человека – и заодно, почему именно здесь, в Пушкине, происходит вся эат дребедень. Отвечу – всё это в какой-то мере связано с преступлениями, которые вы непременное, помяни моё слово, непременно раскроете. Далее всё просто – в Пушкине всего-то пятнадцать девочек, подходящих моим нуждам. Тебя я выбрал совершенно случайно. С таким же успехом это могла быть и другая девочка, любая из этих пятнадцати, и каждая имела бы право спрашивать: «а почему именно я?» - и каждая получила бы в точности такой же ответ.
Ну вот, теперь твоё любопытство касательно этого вопроса, я надеюсь, удовлетворено, и я могу переходить к той самой главной части повествования, ради которой я, собственно, и затеял весь этот бред с чувственным объяснением в виде дружеских писулек в уникальном артефакте, которому, я уверен, найдётся более достойное применение.
Итак, звезда моя, читай и въезжай.
Когда я подкладывал тебе эту тетрадь, я смел надеяться только на то, что ты воскресишь Л. Собственно, это была моя программа минимум. Когда она была выполнена, я обрадовался и расслабился. Я был уверен, что Л тотчас же конфискует у тебя артефакт и спрячет его под стекло до лучших времён. Увы, ты ему не позволила. Вместо этого по просьбе нашего гениального дютика ты воскресила ещё одного удальца. Конечно, я мог бы затуманить тебе мозги и внушить, что ты забыла, что это надо сделать, но мой бедный организм не выдержит такой нагрузки. Ты спросишь, почему вам до сих пор не пришло в голову просто воскресить несчастных жертв и спросить у них, кто их убил? Это моя работа, я заставил ваши мысли обходить эту идею стороной. Нельзя их тревожить, Лиза, ни в коем случае. Их души теперь там, откуда нет возврата, а воскресив их, ты ровным счётом ничего не добьёшься, потому что нет вещи опаснее и бесполезнее, чем потревоженный, вырванный из объятий спасительного сна дух зверски убитого человека. Я взял под контроль твою психику, по этому на то, что на твоих глазах подожгла себя старая ведьма, ты отреагировала давольно вяло. Согласись, глупо было бы, если бы тебя так быстро упрятали в психушку. Это стоило мне неимоверных усилий, уж пожалуйста оцени.
Далее. Раз уж ты играешь по-крупному, я должен дать тебе полный список правил Тетради Жизни, так как тем простеньким набором обывателя ты уже не сможешь довольствоваться. Вот остальные :
h. Если в Тетрадь Жизни записать Шинигами, он становится видим для людей, но глаза и Тетрадь не потеряет.
i. Шинигами не видит Тетрадь Жизни. Если Шинигами дотронется до Тетради Жизни, он станет человеком, потеряет свою тетрадь и глаза.
j. Тетрадь Жизни невозможно потерять или уничтожить обычным способом. Что бы с ней ни сделали, она сама будет находить того, кого сочтёт нужным.
k. У Тетради Жизни нет хозяина, поэтому её легко можно украсть. Как правило, Тетрадь не против – она любит приключения.
l. Если в Тетради Жизни записать больше шести человек за один месяц, Тетрадь исчезнет. Где и при каких обстоятельствах она появится вновь – неизвестно.
Как ты правильно поняла, моя умница, эта шняга живая – живее некуда. Это пока всё, что я вспомнил, может, если в мою дырявую голову вернётся ещё что-то на тему, я напишу. Вообще, проверяй тетрадочку почаще – вдруг мне срочно приспичит обстоятельно излить тебе свою незадачливую душонку=) Я вообще очень чувствительный и ранимый, стал бы я в противном случае волноваться по поводу своей судьбы, а заодно судьбы твоей и нашего общего брюнетистого друга? Да, и ещё – расследуйте, други, побыстрее, страсть как хочется посмотреть, чем всё закончится. А что ты думала, Рюук тут один массовик-затейник? Кстати,  если встретишь его или Рейзора – передай мой пламенный привет. «Пламенный», запомни.
Искренне Ваш,
Л.»
Я ошалело уставилась на подпись.
Потом на Л.
И снова на подпись.
И опять на Л.

Собственно рожи я увидела немного, так как большую её часть занимали жёлтые водолазные очки, а сверху на них ниспадала ярко-красная чёлка. Молодой человек оказался очень высоким и худым, с острыми локтями. Та часть лица, которую я  видела, была нездорового бумажного оттенка, как у заядлых курильщиков или непроходимых программистов. Губы были тонкие, гибкие и потрескавшиеся, немного загнутые уголками вниз, что, на фоне вздёрнутого носа, придавало физиономии какой-то мрачно-сатирический оттенок. Я не без удивления заметила на его шее несколько заживших ранок, а когда я поднялась и села на постели, увидела, что вся его одежда покрыта дырочками от дроби. Конечно, увидела я это не сразу, ибо раньше я тупо смотрела на мой старенький передник, который парень неумело завязал там, куда смог дотянуться. Сидел он, мягко говоря, неважно, к тому же был весь покрыт свежими пятнами какой-то съедобной мерзости вроде варенья или манной каши.
Сзади, сияя, как медный таз, подскочил Мелло и выдал какое-то дикое приветствие одновременно на немецком и русском. Звучали примерно, как «Халлоствуйте». Мэтт покосился на него с таким видом, как будто тот, по меньшей мере, только что выбрался из мусоропровода. Немец, от переизбытка чувств, дал Мэтту хороший дружеский подзатыльник. Тот вжал голову в плечи и нахмурился с видом оскорблённого интеллигента.
-Welcome back! – улыбнулся Мелло, кивнув мне. И обернулся к рыжему, - Quit fucking around, let’s get back to da cake. (Хватит тут посторонними делами заниматься, пошли пирог печь)
- Cake? – моему изумлению не было предела, - вы пирог готовите?
Парочка дружно закивала – Мелло радостно, Мэтт – обречённо.
-Пирог Эль! – сообщил блондин, готовый, кажется, сплясать казачка от гордости. А потом вдруг глубокомысленно добавил, - Всё в полном шоколаде!
Импровизирует, лингвист.
-А где Л? Ниа? Отами? Женева? Что с мозгами в полу? – вспомнила я.
-Л говорит на морг.
-Чего-о?
-Л пошёл морг говорит про мозг, – нашёлся полиглот, - Ватари на низу с Н и О. Женева пошла еда.
- Куда-куда пошла?
-Еда. Магазин.
-Ах, вот оно что.
-Да. Для пирог.
Мэтт выразительно молчал. Я кожей почувствовала, что парень этот -  мягко говоря, не самый несносный болтун на свете, но молчит не от презрения ко всему сущему, как Ниа, а из каких-то личных, весьма, наверное, философских побуждений.
-Пошли ins kuche(на кухню)? – Мелло склонил голову набок и стал похож на лукавого фламинго. Для пущей убедительности он поджал одну ногу и чуть не упал, но вовремя схватился за Мэтта, который почти никак на это не отреагировал.
Я кивнула и попробовала встать. К моему удивлению, ноги не подогнулись и я выстояла. Сняв мокрый плащ и калоши, и бесцеремонно бросив их на пол, я потянулась и последовала на кухню за мальчиками.
Только теперь я поняла, что когда Мелло сказал, что «всё в полном шоколаде», эта была не метафора, а вполне себе констатация факта. Всё действительно было в полном шоколаде. И не только в нём.
Не знаю уж, что там они делали до моего прихода, но по кухне явно прошёлся не один смерч.
На столе лежали газеты, россыпи сахара, манки и муки, стояли чашки, два чайника, банки с джемом и восемь плиток шоколада, две из которых початые. Поверх всех этих прелестей скромно примостились миски с какими-то непонятными субстанциями – розовой, желтоватой, шоколадной и, прости Господи, синей. Надо ли уточнять, что львиная доля содержимого этих мисок была расплескана по полу, стенам и даже по потолку. На плите тоже было Вавилонское Столпотворение. На одной конфорке жались две алюминиевые плошки, духовка истерически тикала, шумела вода. Мелло уже подскочил к столу и стал, судя по всему, вершить начатое: кромсать мясным ножом черешни, дабы выковырять косточки. Сок забрызгал ему руки, кофту и перекошенную от маниакальной злости физиономию. На его лице было чётко написано: всех убью, но кость достану. Рядом с ним стояло пластмассовое ведёрко с засахарившимся мёдом и истекало оранжевыми сладкими слезами в ожидании своей участи.
-What the fuck is going on here? (Боже мой, что здесь происходит?) – завопила я.
-The cake is going on(Здесь происходит торт), - отрапортовал Мэтт.
-Bloody bastards! (Негодники!) – моему возмущению не было предела. – Вы во что кухню превратили, ироды?
Мэтт загримасничал от умственного напряжения, наконец вспомнил нужное слово и выдавил:
-Из-вее….ни….те.
-What the f*ck? You two should f*cking make out or I f*cking f*ck you two bloody motherf*ckers!!! (Я тебя сейчас головой об стену извиню! Убрались тут оба быстро, пока я не вышла из себя!)
-Did I say something wrong? (Я что-то не то сказал?) – Испугался Мэтт. Хотя «испугался» - сильно сказано. Точнее так – соизволил побеспокоиться.
-You’ve done quite well (Да не, нормальненько так), - отозвался Мелло, воюющий с черешнями, - Wassup, Lizzy? Besides, could ya PLEASE help me with those bloody cherries, I’m awfully tired.
Фантастика. Не одного матерного слова за всё предложение – ни английского, ни немецкого. Зовёт меня Лиззи. Не реагирует на выпады.
Влюбился, сцук.

Зато у меня ноги чесались сделать этому полиглоту Эловскую Подсечку Дракона. Или хотя бы главный приём национальной борьбы под кодовым названием «Топор – в  - пробор». Мелло это заметил.
-Liz? Uh, don’t look at me that way. Seriously, that’s making me nervious. Ya know, I am like, very sorry ‘bout what happened to ya kitchen, but I’m like, gonna uh, clean It up later. (Лиз? Э, не лупай на меня так. Чё-то нервно мне как-то. Знаешь, я того, не хотел чтоб так вышло, в смысле с кухней. Но вот те крест, я, типа всё уберу кагбэ).
Я готова была расплыться кавайной лужицей. Какая обходительность! Какие манеры! Наряду с его прошлым поведением это было просто фантастикой.
-Отлично! – нахально сообщила я, - ловлю на слове! Ты сейчас же берёшь тряпку в зубы и скоропостижно тут всё вытираешь. А Мэтт – я покосилась на рыжего одним из своих знаменитых покосов имени Абадонны, - Мэтт тебе помогает.
Мэтт потушил сигарету о скатерть и тяжко вздохнул.
-О Господи! Что эти двое сделали с кухней? – раздался сзади праведный глас. Я обернулась и увидела Женеву.
-А, ты уже проснулась, - кивнула она мне и тут же снова обратила взор свой на беспорядок, - десять минут назад этого не было! – воскликнула она, ставя на стол большой пакет и вынимая из него форму для выпечки, пакет апельсинов и брикеты мороженного. – Я нашла-таки твои тыщи, буквально вот за формочкой сгоняла, а они!.. Кстати, Л мозги сдал? Когда он будет, не знаешь?
Я покачала головой. Женева поглядела по сторонам и, подленько ухмыльнувшись, достала из кармана пачку апельсиновой жвачки. От меня это не скрылось.
-Ах вот куда мы казенные тысячи деваем! – сощурившись прошипела я.
Женева сделала Очень Испуганное Лицо и попыталась защититься от меня формочкой. Мелло мучал черешни, Мэтт курил в стороне.
Сразу после Женевы объявился Ватари. Объявился он давольно шумно, ибо с первого же шага на кухню поскользнулся в луже варенья и, охнув, грохнулся на пол.
-Ой, Вы не ушиблись? – моментально среагировала я.
-Ушибся, - грустно признался англичанин.
-Где? – уже по-настоящему испугавшись, спросила я.
-Морально, - пояснил тот, - я ушиблен психически. Такого погрома я не видел с тех пор, как Л и Бейонд устроили разборку на тему кто дальше кинет баночку с вареньем. Слава Богу, мне по средствам было нанять достойных уборщиков…
Я помогла англичанину подняться, утрясая в своей непутёвой голове новую информацию.
-А кто такой Бейонд? – наконец спросила я, краем глаза замечая, что Женева уже заливает в форму тесто, слой за слоем – малиновое, синее, жёлтое…
-О, - Ватари замялся на секунду, на челе его обозначилась дума. – один мой… бывший ученик. Я, видишь ли, был всерьёз обеспокоен тем, чтобы найти для Л наследника – как ты понимаешь, небезосновательно. Этот мальчик, Бейонд, был очень способный… Только…
-Только что? – мне стало интересно. Л, Ниа, Мелло, Мэтт, теперь вот этот Бейнод… Сколько их там ещё?
-Он был очень вспыльчив и неуравновешен, - сообщил Вами, пряча глаза, - то есть, он прекрасно научился это скрывать, но себя не переделаешь… Я совершил огромную ошибку – решил, что он спокойно побудет на заднем плане, пока Л – Господи, как тяжело об этом было думать тогда! – пока Л не умрёт… Но Бейонд, этот чудный мальчик… Он так обиделся, так обиделся…
-He fucking broke away and killed a good sum of people but L fucked’em out! (А потом он на**й свалил и прикончил кучу людей, но Л его разъ*бал!) – пояснил Мелло, - I’ve wrote a huge book ‘bout it, you definitely should read it!(Я целую книжыщу написал, прочти обязательно!)
Я понимающе кивнула.
-L would never managed himself (Л бы сам не справился). – Вдруг подал голос Мэтт, - There was some kind of girl helping him. Misora Naomi. (ему одна девушка помогла. Мисора Наоми). – Он кивнул Женеве? – Ya resemble her a bit. (Ты на неё похожа).
-Да? Спасибо! – расцвела Женева.
-Kira killed her.(Её убил Кира), - добавил Мэтт.
Женева сникла.

-Грустно, - изрекла она.
-Mello, I think, 15 minutes have passed already. – Подал голос Мэтт. Мелло выпучил глаза и с воплем «Shiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiit!!!! » - кинулся к духовке.
-А вы, собственно, какой торт готовите? – поинтересовалась я у Женевы, домазывающей края формы тестом. Ватари, закатив глаза и бормоча под нос что-то в духе «Кого воспитал, Господи…», вышел из кухни и сгинул в столовой.
-Мы? Это всё они! – заявила любительница жвачки и апельсинов, ябедническим жестом указывая в сторону Эмок, пытающихся, чертыхаясь, извлечь из духовки какие-то подгорающие зефиренки, - А уж они сказали, что будут импровизировать.
Вдруг за моей спиной кто-то негромко кашлянул. Я обернулась и увидела Ниара, глядящего на меня с самом подозрительским видом.
-Риза?
-От ризы слышу. Я – Лиза.
-Не суть. Мне надо с тобой поговорить.
Я удивилась, но послушно последовала за альбиносом в нижнюю комнату. Отами увлечённо делала бумажные самолётики из кусков газетной бумаги, которые были сложены в углу на макулатуру. Самолётиков был уже целый аэрофлот, и девочка, похоже, не собиралась останавливаться.
-Р…Л-л-р-лиза. – с усилием сказал Н, - Я хочу, чтобы ты знала: Я подозреваю тебя в убийстве Кримова.
Сказать, что я была удивлена, ошарашена, было бы изрядным приуменьшением. От такого заявления я натурально охренела.
-С чего это ты взял?
-Я ведь всё-таки детектив, не забывай.
-Но почему…
-Я не обязан раскрывать подозреваемому ход своих рассуждений.
-С чего ты…
-Ты свободна.
-А ты козёл. – Сообщила я, - выметайся из моего дома.
-Нет.
-Тогда я тебя убью.
Я сама не поняла, зачем сказала это. Какой дьявол тянул меня за язык? Теперь-то я в курсе, но тогда ещё не знала, хотя могла бы, в общем-то, догадаться. Но отнекиваться в духе «ой, что это я сморозила!» - было бы неправильно.
Ниа вопросительно изогнул надбровную дугу.
-У меня есть тяжёлый стул. Крутящийся. Все наверху, никто не успеет. Я сломаю тебе позвоночник, - неизвестно откуда находя в себе холодность говорить это, прошипела я. Глаза у меня прищурились и я – самое ужасное – почувствовала, что действительно вполне в состоянии сейчас вот взять и убить его. Стулом.
Отами делала самолётики.
Похоже, Ниа вполне оценил ситуацию.
-Я уберусь сразу после чаепития, - процедил он, - но имей в виду, я буду следить за тобой.

Он нагнул голову так, что белая чёлка полностью закрыла глаза, отбрасывая серую тень, развернулся и вышел.
-Злобный пигмей детектед. – буркнула я, надеясь, что он не услышит. Злобный пигмей не услышал.
Тут послышался скрежет отмычки, и дверь в прихожую отворилась. Вернулся Л. Примечательно, что комплект мозгов у него уже был только один – свой собственный. Остальные он, видимо, куда-то благополучно сбагрил.
-Я звонил твоей маме, она задержится. – Безапелляционно буркнул он.
-А откуда ты знаешь теле… а, ну да. – Фыркнула я, вспомнив, с кем имею дело. Я не удивилась бы, если бы узнала, что он уже переговорил с доброй половиной моих учителей от моего имени, навешал им второсортной лапши и теперь они уверены, что я буду месяц отдыхать на Гаваях по важному поручению самого Председателя Министерства Образования. А что, с него бы сталось. Л тем временем стаскивал резиновые сапоги.
-Они мне натёрли всё, что только могли. – Жаловался он, - впрочем, то, что не могли, тоже натёрли. Иначе как обьяснить то, что у меня жутко чешется левое ухо? Ума не приложу, как девушки ходят на каблуках. У вас смещён центр тяжести, да?
Я рассмеялась. Нет, каким бы невыносимым типом он не был – расчетливым манипулятором, хладнокровным служителем закона или убийцей несчастных, осуждённых на смертную казнь, он был чертовски обаятельным человечком!
-Это потому, что ты их без носка надел, - объяснила я, - Мне тоже без носка натирает.
-Как связаны носок и каблук, скажи на милость? – голосом обиженного интеллигента спросил Л, - Вы с Мэттом уже поручкались?
-Я кивнула. Снизу послышался звук складывающегося карточного домика и гневное сопение Отами. Никак эта парочка уже добралась до наборных прабабушкиных карт с золотой гравировкой.
-Он славный парень, но немного с заскоком, - поделилась я.
-С чем? – Л не упускал возможности пополнить словарный запас.
-Ну… С приветом.
-А-а, приветливый? – догадался детектив.
-Ну типа. – Отмахнулась я.
-Я на лестнице встретил Ватари, он пошёл за вином.
-У меня есть вишнёвый ликёр и Южнобережный Мускат, полусладкий. – вспомнила я, - Но мама строго-настрого запретила их трогать.
-Я, кажется, уже упомянул, что твоя мама задержится.
-В любом случае, когда она вернётся, она не погладит меня по головке, если узнает, что в нашей квартире поселился дед, четыре пацана и две девочки, одна из которых шизанутая японка, а другая режет трупы; а потом эта милая кампания выпила её любимое вино, которое ей прислали из Крыма и разнесла кухню к чёртовой бабушке…бабушке! А бабушку на чай позовём? Чисто для поддержания порядка.
-Знаешь, - вдруг сказал Л, нахмурившись, - такого со мной ещё никогда не было. За все мои жизни. Никогда важное совещание по поводу раскрытия преступления на проходило в столь неформальной обстановке. Даже в моём последнем деле о Кире у нас было всё, как у людей – штаб, в который никто из посторонних не мог проникнуть, квалифицированные служащие, множество видеокамер, приборов и куча подозреваемых. А сейчас – уму непостижимо! – мы сидим в какой-то квартирке на окраине бывшей Царской Резиденции, которая уже давно считается второсортной деревенькой; из того, кем можно манипулировать – ну там, на смерть посылать и всё такое – у нас только две особи женского пола, причём обе маловменяемые. Обычно как бывает – один детектив, который сидит в штабе, много агентов, много подозреваемых. А у нас? Детективы – пять штук, снайпер – одна штука, девочки – две штуки, а в штабе сидит надувная резиновая кукла и изображает Ниара. И ни одного подозреваемого.
-Yes, baby – it’s Russia! – выпалила я и добавила, сникнув, - а подозреваемый уже один есть. Ниар считает, что это я убила Кримова.
-Фантастический патриотизм… - фыркнул Л, - а что до Ниара… Я это предвидел. И мало того, в чём-то он прав.
-Что-о?! – я изобразила крайнюю степень возмущения и вытаращила глаза, - То есть ты тоже считаешь, что это я зачем-то убила незнакомого дядьку, высосала мозги и далее по тексту? Опомнись! Я не Ктулху, я не хаваю моск! По крайней мере, не в прямом смысле! Ну, Элюндрище, я от тебя такого не ожидала!
-Сдуйся, я вовсе не это имел ввиду. Просто сама посуди, с какой точки зрения на это смотрит Ниар. Его вызывают для расследования некоего таинственного дела. Всё совершенно секретно, никто не в курсе. Он приезжает и обнаруживает, что я воскрес, а при мне ошиваются какие-то гражданки. С одной всё понятно – она – сотрудница морга и может косвенно влиять на ход расследования. С тобой сложнее. Соль в том, что ты меня воскресила. Но! Ниар меня никогда в жизни не видел. Откуда ему знать, что я – настоящий Л, а не некий притворщик, состоящий в сговоре с тобой? Далее – ты не раз картинно отказываешься помогать следствию, намерено вовлекаешь посторонних людей…
-Неувязочка, - заметила я, - ты же сам сказал, что Женева – никакая не посторонняя, что она косвенно чего-то там может. Но вовлекла-то её я!
-А твоя мама? А бабушка?
-Ну знаешь! Когда у тебя в квартире сидят пять детективов, готовые друг друга перекусать, а между делом поплавать в Колоничке и испечь торт, это довольно сложно скрыть от предков, ты не находишь? А вы сами торчите тут, вместо того, чтобы сидеть спокойно у себя в штабе!
-Я не могу вернуться в штаб, - пожал плечами Л, - и на то есть веские причины.
-Хорошо, тогда другой вопрос: Если Ниар никогда в жизни не видел тебя в лицо, почему он так отреагировал, когда я сняла тебя на мобильник?
-Боюсь, решающим аргументом тут всё-таки было моё имя, сказанное вслух. И вообще, - добавил он и глаза его стали холодные-холодные, - по-хорошему тебя надо бы… как это по-русски…execute.
-Exe-cute? Топор-кавай? Или кавайный топор?
-Топор по-английски «ахе». – Заметил Л, - но ты не так уж далека от истины. Убить бы тебя надо, если играть по правилам. Но! Убить я тебя всегда успею, а сейчас ты мне нужна для высоких целей. К тому же, кто знает, как себя поведёт тетрадь жизни, когда с её хозяйкой расправятся таким возмутительным образом.
В глазах у меня потемнело, ноги подкосились.
-Ч..Чего? – почти жалобно спросила я, краем сознания ощущая, что сейчас снова упаду в обморок, а другим краем, что неплохо бы пропустить этого напыщенного индюка через мясорубку.
У Л идиотская привычка делать именно то, чего от него никак не ждут. Вот и сейчас он как-то странно улыбнулся, как будто делал это впервые и звонко рассмеялся.
-Ты что, поверила? Ахахах!.. Ну что, ты, успокойся. На тебе лица нет. У тебя должно быть повышенное артериальное давление. Тебе надо скушать тортика.
Мне захотелось недолго, но со вкусом побиться головой об стену. Вместо этого я сделала лицо, иллюстрирующее высказывание «девушки не мыслят, девушки замышляют» или «Хитрый план. Такой хитрый» и поставила Элу подножку. Тот, неловко взмахнув руками, с грохотом упал на ковёр в прихожей, а я, гаденько похихикивая, побежала на кухню, где столкнулась нос к носу с Мелло. Мелло пребывал в самом благодушном расположении духа, посему попытался что-то сказать, но от избытка переполнявших его эмоций ограничился мычанием. Я помычала в ответ и проскользнула мимо него на кухню.
На кухне меня встретил Памятник Безымянному Геймеру с сигаретой наперевес. Он наклонился над плитой, чтобы дым уходил в вытяжку и языки синего пламени отражались на его жёлтых очках. Только я подумала, что вот! – появился единственный цивилизованный субъект в этой группе варваров, как он затушил сигарету, аккуратно стряхнул пепел в пепельницу, подошёл ко мне и задумчиво, но давольно ощутимо ущипнул за грудь. Потом с таким же отстранённым видом засунул нос в вырез кофты, удовлетворённо кивнул и пошёл к окну, полюбоваться лужайкой перед домом напротив.
Засранец.

Я жила в одной квартире с психами и извращенцами. Ладно бы я просто жила с ними в одной квартире, так ведь нет! Я жила с ними в одной МОЕЙ квартире. Это замечание было существенным и здорово действовало на нервы. Один надо мной издевается, как над подопытным кроликом и постоянно опускает ниже плинтуса. Второй явно имеет на мой счёт какие-то грязные, пусть и по-своему романтичные, мысли. Третий подозревает меня в убийстве. Четвёртый щиплет меня за чувствительные места. Пятая вообще не от мира сего. А шестой всем этим заведует. Весело, блин!
-Женеее-ва! – позвала я. Всё, что мне было нужно – эта та самая ложка сахара в бочке кокаина, которой являлась наша апельсиновая мадонна.
Её какнивчёмнибывальская физиономия тут же высунулась из ванной.
-Чёго? Я тут руки мою, это гадкое тесто такое липучее! Почти как турецкая жвачка, - пожаловалась она.
-Пожалей меня. – Потребовала я.
-Жалею, - охотно кивнула Женева, - А что случилось?
Я в красках поведала ей свои мрачные мысли. Мэтт, всё ещё стоявший у окна, поднял голову и прислушался. Потом хмыкнул.
-Ты лучше бабушку позови, - Женева потянулась, - может, поможет соорудить этот несчастный выродок рода пирожкового.
Резон звать бабушку действительно был. Я оглядела кухню и убедилась, что если процесс приготовления торта если и сдвинулся с мёртвой точки, то явно не в сторону ренессанса. Краем мозга я чувствовала, что есть в этом бренном мире дела и поважнее кулинарных изысканий, но другим краем уже продумывала, что я скажу бабушке, когда попрошу её помочь мне в этом нелёгком деле. Я кивнула Женеве и оставила её наедине с Мэттом, от всей души надеясь, что он её тоже за что-нибудь ущипнёт. И откуда во мне столько злости?

пасибо=)

вот ищщо маааленький кусочек

В прихожей я снова не вписалась в поворот, и на этот раз врезалась в Ватари, вернувшегося из магазина с вином.  Он улыбнулся мне сквозь усы и направился на кухню.
Радуясь возможности наконец улизнуть из этого бардака, я выскользнула на лестничную площадку. Босые ноги в момент закоченели на ледяном полу. Я зябко поёжилась и постаралась проникнуться уникальностью момента: я была совсем одна, вокруг было тихо и, казалось, так можно простоять вечность, не думая о мертвецах, убийствах, хитроумных замыслах и коварных планах врага, а просто дышать свежей краской, которой недавно покрыли стены подъезда, переминаться с ноги на ногу и поглядывать в окно на заходящее солнце.
Но увы – время идёт, и в самые безмятежные моменты жизни ты ощущаешь его ход глухими ударами собственного сердца, которое никак нельзя остановить – если, конечно, ты не индийский йог, да и то это искусство, кажется, уже утеряно и среди них… Иногда кажется, что секунды бегут слишком быстро и ты пытаешься успокоить их, задержав дыхание или зажмурив глаза. Только оно всё рвано идёт, хочешь ты этого или нет. Иногда хочется укусить себя за большой палец от бессилия, сильно-сильно. Как будто сказать себе и самому миру: «Да, время я остановить не могу! Зато я могу кусаться! Во!» А иногда – чаще всего так и бывает, ты ложишься на диван и говоришь: «Ну и пусть себе идёт. Ну его нафиг. Я спать буду.» - и лежишь, не обращая на него внимания. Даже если надо делать уроки, писать реферат, сочинять стихи, спешить на встречу, включать фильм…
Так я и стояла, босая, посреди коридора, пока сзади не отрылась дверь и оттуда не высунулся Л.
-Лиз, ну какого шинигама? Мы там вкалываем, как шестнадцать крепостных ОМОНовцев, а ты тут прохлаждаешься! Где твоя бабушка?
-Эээ?.. – озадаченно протянула я, - потом подумала и добавила, - Ааа…
Л прошлёал по каменным плитам к двери и решительно нажал на звонок.
За дверью завозились, послышался звук звонка и показалась набигудившаяся бабушка.
-Что-то ты, друг сердечный, зачастила. То неделями не видимся, то каждый день бегаешь. О, а вот и болезный. Так же босиком, на тех же плитах, что улучшает узнаваемость. Только ты не о моём склерозе, а о своём здоровье бы подумал. Вчера ещё весь в соплях был.
Л смутился и что-то пробормотал.
-Не бубни, не бубни. Иди хоть тапки одень.
-Ба-а, - вкрадчиво начала я, - у меня тут ребята погостить пришли…Дружки нашего тяжелобольного…Так вот, они взялись торт делать, а как – не знают. Намутили, набурдили, - я картинно закатила глаза, - такое болото устроили! Не поможешь им, а? – и ангельская улыбка. О да, я мастер мимических перевоплощений!
Бабушка почесала бигудю.
-Отчего же, отчего же, - деловито пробормотала она, - можно и помочь. Звать-то их как?
-Блондина – Мелло, рыжего – Мэтт, - не переставая улыбаться, тоном ученицы, вызубрившей урок, сказала я, - седого – Ниар, девочку – Отами, а дяденьку – Ватари.
-Ты что, приют открыла? – усмехнулась бабушка, - Инструменты-то есть?
-Полный шкаф! – отрапортовала я.

Итак, наша весёлая компания сидела за столом. Ватари жестом опытного дворецкого отколупал каждому по куску пирога-дворца. На столе терпеливо ждала своей участи початая бутылка чилийского красного сухого и пакет сока для Отами. Ниар старался на меня не смотреть и делал вид, что вовсю занят повязыванием Отами салфеточки вокруг шеи (что за варварский обычай!). Ватари расплывался перед бабушкой в улыбке, поминутно переспрашивал её имя и подкручивал седой ус. Л делал вид, что внимательно наблюдает за Женевой, но сам нет-нет, да и кидал взгляд в мою сторону. Сама Женева тонким острым ножом резала пирог на аккуратные ломтики, стараясь не задеть розочек. Тем временем Ниа уже закутал Отами в салфетку и стал учить её строить башенку из вилочек, воткнутых в кусок торта. Мелло и Мэтт о чём-то оживлённо беседовали, точнее, это Мелло оживлённо беседовал, а Мэтт достал из кармана приставку и с серьёзным лицом стал в неё играть. Когда Мелло заметил, что я на него смотрю, он оскалился и помахал мне вилкой. С вилки слетела кремовая розочка и спикировала Ниа в волосы. Мелло и Мэтт заржали. Женева хихикнула. Л оставался недвижен, как скала. А вот я хрюкнула так, что (написать стыдно) у меня из носа вылетела сопелька и упала на стенку бокала, отчего тот бздынькнул. Мелло от смеха свалился на Мэтта, тот выронил приставку, которая, сделав «мёртвую петлю» в воздухе, свалилась в руины торта. Женева, издав непродолжительное «ыыы», упала грудью на стол и забилась в конвульсиях, Ватари полез за приставкой и уронил шляпу в тарелку. Бабушка, однако, тут же её выудила и, сказав «пойду, постираю», наступила мне на ногу. Я ознула, вцепилась в Л и мы вместе кубарем полетели на пол. Сверху на нас упал кусок торта.
Полный абзац. А я-то надеялась поддержать атмосферу светского ужина!
***
Ватари откупорил вино.
Тут Л встал и с важным видом позвенел вилкой о бокал.
-Попрошу собрание не ржать! Лиза, неси тетрадку. – он властно обернулся ко мне, ткнув в меня вилкой.
-Слушаю и повинуюсь, о Наимудрейший. – фыркнула я и пошла в свою комнату.
Тетрадь обнаружилась на столе, рядом с окровавленным лобзиком. Мелло, как всегда, проявил себя как любитель зрелищных и пафосных церемоний. Если писать, то роман, если запусткать – то космонавта, если вены резать – то лобзиком. Я брезгливо взяла её и поспешила обратно.
-Итак, - многозначительно сказал Л, обведя взглядом всех присутствующих, - Итак.
-Если вы не против, я пойду, - засобиралась Бабушка, - у меня там Доктор Хаус начинается, мне никак нельзя пропустить.
-Как вам угодно, - равнодушно ответил Л, пожав плечами.
Когда непосвящённая покинула помещение, Л поднял вилку на уровень глаз и снова сказал:
-Итак.
Мы собрались сегодня здесь, чтобы обсудить дело о нескольких убийствах, явно косящих друг под друга, но совершённых, скорее всего, разными людьми. Дело о Мозгососе. Как все мы помним, мы, кроме Ниа и Отами оказались здесь благодаря Лизе.. как, ты говорила, твоя фамилия?
-Я не говорила, как моя фамилия, - холодно заметила я.
-В самом деле? – фальшивым голосом поинтересовался Л, - ну да ладно. Так вот, все мы примерно ознакомлены с первоначальной картиной происшедшего, однако, чтобы её хоть сколько-нибудь разъяснить, нам надо выслушать показания Ватари и наши собственные домыслы по этому поводу.
Ватари откашлялся.
-Как только меня.. экхем.. воскресили, Мелло тут же сообщил мне о деле и ознакомил с деталями. Для получения более полной информации, мне пришлось воспользоваться интернетом.
Отлично – подумала я, - так он ещё и в мой комп лазал. А у меня там на рабочем столе фурри яойная картинка >_<.

-Это нам покажут анализы мозгов. – Ответил Л, разрабатывающий в куске торта шахту по добыче клубничинок. – Если одни из них принадлежат Кримову, вряд ли он куда-нибудь смылся. Да и вообще – установлено же, что смерть произошла от отравления мышьяком, агония длится две недели, Кримов исчез за две недели до смерти, соответственно, две недели он бился в агонии! Он физически не мог никуда смыться, не болтай глупостей. – осадил её Л.
О как. Ну я тупая.
-Итак, ситуация более – менее вырисовывается. – Подвёл итог Мэтт, - жил-был Кримов. Познакомился с NN. NN его отравил, утащил и притворился Дмитрием Кримовым. Потом к этому Лжедмитрию приходит некто интеллигентный. Видимо, он о чём-то догадывается, потому что NN травит и его и тоже куда-то увозит. Корда некто интеллигентный и Дмитрий оба умерли, NN достаёт их мозги стыренной из дома Дмитрия кочергой и прячет в доме Дмитрия, а потом сваливает сам. Так я вижу.
-И видишь, мнится мне, абсолютно правильно. – одобрил Л. – Итак, здесь всё более-менее ясно.
-А Пётр Лузанов! – чуть не подскочил на стуле Мелло, - голову даю на отсечение, что это он и есть тот самый «некто интеллигентный», помните, он ведь а) реальный экстрасенс и б) это он типа пошёл «справедливость восстанавливать», да ещё чё-то бормотал про то, что один человек займёт место другого… Сто пудов он. Стало быть NN пришил Кримова и Лузанова, а потом кто-то пришил самого Кримова.
-Естественно. – Покровительски кивнул Л.
-Погодите, а кинжал? – вспомнила я. Л устало посмотрел на меня, как на единственную помеху в его потрясающей жизни.
-Что – кинжал?
-Кто кинжал украл?
-У тебя есть идеи?
-Нет, но…
-У меня тоже нет. Вот когда появятся, тогда мы к нему вернёмся. Итак, граждане, кто хочет высказаться?
-Я – сообщил Женева. – Я, по правде говоря, уже давно хочу. – Л постучал вилкой о чайник, призывая к тишине. Женева потупилась.
-Тебя, Лиз, не колышет, почему я вот так – раз! – взяла и поверила во всю эту лабуду, которую ты мне наговорила при встрече? – начала она издалека. – Ведь это, мягко скажем, звездец как неправдоподобно. Так вот. Когда я дала вам ту бумажку – помните? – Женева снова замялась.
-Помню – ответил Л, - она до сих пор у меня. Клочок из тетради Смерти.
-Так вот, когда я вытащила её у него из кармана… - продолжила она, веско обведя взглядом присутствующих, - у меня потом глюки начались. Ну, то есть я сначала подумала, что это глюки.
-Хочешь, угадаю? – влезла я, - голубая хрень с жёлтой косичкой?
-Вот именно. И с выцарапанными глазами. – кивнула Женева.
-Na so was! (ну ни фига себе!) – Мелло, видимо, забыл все матерные слова от морального потрясения.

«Я заставлю её», «Если попадёшь на глаза моим глазам», или как-то так… Я на сорок шесть процентов уверен, что речь шла о том, что убийца заставит свою знакомую, Варвару, обменять на глаза бога смерти.
Повисло молчание.
-Так это правду говорил о тебе Рюук, - протянул вдруг Рейзор, - Я сначала не верил, что ты такой уж гений.
-Да ну, какая уж тут гениальность, - небрежно отмахнулся Л, - Это же и идиоту понятно.. А с другой стороны, я могу и ошибиться, так что разглагольствовать рано. Давай второй факт.
Я ужасно обиделась, но виду не подала. К тому же на этого потрясающего парня просто невозможно было долго обижаться!
-Факт второй, не особенно содержательный. Специально для Н. – Рейзор взял взял ещё кусочек тортика и с удовольствием проглотил, не жуя,- Лиза никого не убивала. И вообще она не виновата.
Тут уж я поперхнулась чаем.